Двенадцать лет назад

Раз уж вы празднуете и все равно не будете это читать, я расскажу о личном.

Давным-давно было 23-е февраля. Я была свеженькой маргариткой, впервые, серьезно и взаимно влюбленной в местного красавца и похитителя женских сердец. Так случилось, что разгар нашей любви пал прямиком на этот мужской праздник, а потому я считала своим священным долгом умопомрачительно одарить избранника. Опыта в одаривании сердцеедов у меня, прямо скажем, не было никакого, поэтому я не нашла ничего лучше, как воспринять его от родной маменьки. Опыт сей показывал, что мужчинам мечты принято дарить всяческие бритвенные принадлежности – от лезвий до бальзама после бритья. Почему так сложилась судьба, мне неведомо, да и времени у меня думать было в обрез.

Одним словом, прикупила на стипендию две беленькие баночки – не Жилет какой-нибудь попсовый, понятное дело. Сложила добро в синий блестящий пакетик и, трепеща осиным листочком, понесла его к адресату. На подходе у меня, как говорится, стало сосать под ложечкой – правда, до сих пор не знаю, где это. Навыками осознанности я тогда не обладала, поэтому понять, в чем же дело, мне не удалось. Просто стала сильнее дрожать и волноваться, что ковыль на ветру.

Пришла. Зашла домой, сжав пакет за спиной. Украдкой поставила его поглубже в коридорный шкаф. Пили чай, целовались, шутили и смеялись. В это время, однако, у меня случались панические атаки при мысли о ждущем в шкафу подарке для любимого. Почему-то было невыносимо его дарить, очень неловко и где-то даже стыдно. Причины естественно не ясны, поэтому гнала неугодные мысли прочь.

Тем временем у родителей пассии заканчивался рабочий день, и мне пора было убираться в отчий дом, чтобы сделать вид примерной ученицы, приехавшей с лекций по всяческому языкознанию. Никогда еще путь из комнат в прихожую не был для меня таким длинным. Медленно натягивая кеды, я гипнотизировала злосчастный сверток, желая ему провалиться сквозь шесть этажей. Взяв его неверной рукой, сказала:

- Слушай… Я тут приготовила. Подарок для тебя. Вот. – Юноша окинул меня светлым и чуть ироничным взором. Черт бы побрал и его.

- Только знаешь, я стесняюсь его тебе дарить.

- Почему?

- Я не знаю. Мне неловко. Поэтому давай я его тут поставлю и уйду. А ты потом посмотришь.

- Ну, уж нет, я хочу получить его из твоих рук и поцеловать.

- Нет, я не могу.

- Можешь. Не пущу.

В таком духе мы препирались минут двадцать, пока не пришел первый из родителей. Мы переместили дискуссию в подъезд, где у коридорного погребка (да вы знаете, картошку там хранят) шепотом переругивались.

- Знаешь, что! – наконец в тихой ярости прошипела я, хлопнула пакетом по дереву и сорвалась с места. Пробежав три пролета, остановилась. Наверное, он уже посмотрел. Хм… Может, подняться? Очевидно, я клиническая идиотка.

В таких мыслях пришла обратно и постучалась в дверь. Открыл тут же, с пакетом в руке, будь он неладен. Вышел с ним в коридор и обнял.

- Спасибо, малыш.

Через пять минут я брела по вечереющей Дёме, не в силах постичь природу собственной неловкости и странности поведения.  Двенадцать лет уж прошло, и я только недавно поняла, что все это значило.

А вы как думаете?