Голосование на обочине

Ехал я на родину. На родину моих детей – в Нефтекамск. Я люблю этот маленький город до нежности. И потому что в нем родились мои дети. И потому, что там похоронены мои родители. Там было счастье. Было все. Было, да сплыло. Чего уж теперь жалеть.

И как, оказывается, он дорог не мне одному. Ворчит народ, скрипит, ругает – но любит. Свидетели тому – попутчики, которых подбираешь по дороге. Они не дадут соврать.

У деревни Бура в Краснокамском районе две женщины подсели. Одна пожилая, другая молодая. Пожилая сетовала на то, что ей, учителю немецкого языка, теперь совсем не осталось работы. Народ перешел на изучение английского. В связи с почтенным ее возрастом учительница проблем для администрации школы не создала – ее с Богом отправили на пенсию. И теперь ей остается время следить за собственным здоровьем. Вот, к примеру, зуб заболел, будь он неладен. Нужно ехать в Куяново. Повезет - на маршрутке. А чаще - на попутных машинах. Благо, их сейчас, машин, развелось видимо-невидимо…

Это село с ласковым и упругим названием еще по привычке называют строго Исламабадом. По фамилии бывшего начальника НГДУ «Южарланнефть», которое благополучно было уничтожено с помощью реформирования башкирской нефтянки. НГДУ не стало, а имя работяги-нефтяника Исламова в памяти людей сохранилось. Более того, его увековечили в самостийном названии поселка, к созданию которого приложил свои руки, свою неуемную энергию и сам Исламов, и весь тогдашний коллектив. В этом поселке жили и живут поныне семьи нефтяников.

Если услышите жаркое название, то знайте: Исламабад - это туточки, в Башкирии, недалече - не доезжая до Нефтекамска, чуть-чуть наискосок. Все специалисты-врачи находятся теперь здесь. Ну, и в райцентре, разумеется. Учительница немецкого языка, несмотря на мое упорное сопротивление, заплатила за проезд: «Нельзя бесплатно». И протянула мне вспотевшую, потрепанную десятку.

Та, что помладше, по имени Клара, ехала в райцентр, в Николо-Березовку. А потому о себе рассказала побольше. Тоже жаловалась - на родине работы нет. Ей повезло – нашла ее в Подмосковье, на какой-то газораспределительной станции. Далеко, конечно, но это все равно не тот случай, про который говорят – за семь верст киселя хлебать. Нет, не кисель, а деньги - и немаленькие - она привозит оттуда. Семью одевает, обувает, кормит.

Несмотря на отсутствие работы на селе, родину не ругает. Даже хвалит. Сравнивая Буру с Подмосковьем, не скрывает своего удивления: «Представляете, они там подмышкой у Москвы, а газа у них в селе нет!»

Возвращался в тот же день. На краю дороги «голосовала» женщина. В дороге разговор незнакомых людей завязывается быстро. Она родом из Нефтекамска. Живет в Камбарке. Да, да, в той самой удмуртской Камбарке, что через речку с понтонной переправой - по 50 рублей с легковушки и 200 – с грузовиков.

Вся биография, попутчицы, разумеется, трудовая (да и нетрудовая тоже), связана с  химзаводом. Тем самым, где хранилось и хранится, уничтожалось и уничтожается химическое оружие. Американцы приезжали помогать эту отраву нейтрализовать. Теперь уехали. Правда, некоторые время от времени возвращаются.

- Может, шпиёны какие? - интересуюсь.

- Не знаю, - уклончиво отвечает она. – Не сказала бы.

- А вы, что, знаете их лично?

- Дак один все время ко мне приезжает, - говорит женщина, - зовет замуж.

Женщина бранит худую жизнь тружеников Камбарки, которая не в пример сложнее, чем в соседнем Нефтекамске. Ругает убитую дорогу в 20 километров от Камбарки до Нефтекамска, покрытую рытвинами, ямами, в общем, привычным весенним кариесом наших российских трасс. Ну и вдобавок, покрываемую отборным матом водителей…

- Да поезжайте вы в Америку, - советую я спутнице.  – Чего вам  тут на наших дорогах стоять-голосовать? Может, это ваше счастье.

- Может, и счастье, - соглашается она. – Только чье? Я не могу бросить здесь больную мать. Он приглашает, но мама - ни в какую. Боится. Говорит, я там скорее умру. Уж лучше здесь, на родине.